Кофе с круассаном - Мария Гарзийо

На следующий день я с самого утра берусь за вина. Перевод оказывает несложный, всюду идут повторения. Полу-сладкое, столовое, с фруктовым привкусом… Пока мои пальцы печатают переведенный текст, мозг прокручивает ленту воспоминаний. В университетские годы мы с подружками в парке на скамейке пытаемся откупорить бутылку недорогого вина, купленного в складчину. Штопора в наличии естественно не имеется; из подручных инструментов у нас только карандаш и зонт. Хохоча, мы долбим рукояткой зонта по карандашу, который неохотно толкает пробку внутрь бутылки. Уступив этому совместному натиску, пробка, наконец, проскальзывает вовнутрь, увлекая за собой карандаш. Цель достигнута, мы пьем терпкое вино с привкусом карандашного грифеля, жизнь кажется прекрасной и многообещающей. Domaine de la Romanée Conti 1990 года, Romanée Conti красное вино, цена 16 190, 40 евро, отличается легким вкусом карандаша», набирают мои пальцы.

По радио ведущий читает поздравления. «Екатерина благодарит своего мужа за то, что он подарил ей сына». В магазине что ли купил? – думаю я. Раньше мужья благодарили жен, все-таки именно женщины претерпевают муки родов. А мужика за что благодарить? За один ловкий сперматозоид? Окончательно отвлекшись от перевода, я смотрю на часы. У нас одиннадцать утра, значит, в Сиднее уже семь вечера. Лоран давно должен был добраться. Он обещал отправить мне сообщение, как только разместится в отеле. Экран мобильника девственно чист. Я решаю подождать еще часик – два, может, быть рейс задержали. Мне не к месту вспоминается его плохое предчувствие. Я пытаюсь сконцентрироваться на винах. Через два часа у меня появляется горячее желание выпить сразу все переводимые вина, чтобы хоть как-то успокоиться. Мобильный упорно безмолвствует. Лоран в принципе очень ответственный, если он говорит, что позвонит в определенное время, то всегда выполняет данное обещание. Что-то случилось! Что-то непременно случилось! Что-то плохое. По истечению еще трех часов мое терпение заканчивается. В ход идут мамины сердечные капли. Я набираю номер, который он когда-то давал мне для связи, но которым я никогда не пользовалась, потому что он всегда звонил и писал сам. Абонент не существует. Я судорожно пытаюсь вспомнить название отеля, в котором он собирался остановиться. Там было чего-то четыре. Печатаю в Гугле «four hotel Sydney». Поисковик одним из первых результатов выдает Four Seasons Hotel Sydney. Отлично, это он и есть. Дрожащими пальцами набираю многозначный номер. Английский я учила в школе, но кое-какие основы еще сохранились с тех пор в глубинах памяти. Учитывая то, что все знания и умения человека обостряются в стрессовой ситуации, я надеюсь, что мне удастся сформулировать интересующий меня вопрос. Мои надежды оправдываются. Клерк вежливо сообщает мне, что мистера Дюссана нет в списке их гостей и в ближайшее время таковой не предвидится. Неужели я перепутала название? Да, нет, же, он мне указывал именно этот отель. Что же делать? Я отправляю на адрес Лорана имейл с просьбой связаться со мной, как только представиться возможность. Сердечные капли уже не помогают. Мне хочется стащить из маминой пачки сигарету, хотя я не курю вот уже два года, с того момента, когда моя попытка уйти в запой одержала фиаско. «Успокойся и жди звонка» убеждает меня здравый смысл. «Может, он в другом отеле, устал с дороги, заснул». Может быть. А может, произошло что-то ужасное и непоправимое. Не зря же его тяготило это дурное предчувствие. В любом случае по моим подсчетам там сейчас ночь. Надо постараться сегодня не думать больше об этом, а завтра я проснусь и увижу на экране телефона сообщение, начинающееся привычным «ca va mon coeur?» Он объяснит мне, что рейс задержали, что он перепутал отель, что решил, что я сплю, и не стал беспокоить звонком. Все будет именно так, успокаиваю я себя. «Ни фига подобного» ухмыляется наверху некто всезнающий, наблюдая за моими мытарствами. Я не слышу его и весь вечер глушу свою тревогу нервным чаем.

Ночью меня мучают кошмары. Гигантский жук в униформе клерка австралийского отеля, шевеля чешуйчатыми лапищами, шипит по-английски: «Нет, у нас никакого Дюссана. Был, да сплыл».

Он поглаживает свой длинный ус, и я с ужасом вижу, что из его пасти свисает человеческая нога. Я просыпаюсь несколько раз за ночь, пытаясь мысленно изменить продолжение этого кошмара. Но стоит мне только заснуть, как передо мной вновь предстает это отвратительное насекомое.

Утро приходит вместе с головной болью и ощущением полной разбитости. Я первым делом хватаюсь за телефон. Сердце, настроившееся на радостный скачек, при виде пустого экрана проваливается куда-то так глубоко, что я не уверена, выберется ли оно когда-нибудь оттуда. Я набираю номер, абонент которого вчера не существовал. Чем черт не шутит. Черт не шутит ничем. Несуществовавший абонент продолжает не существовать. Мой почтовый ящик тоже не радует: несколько выгоднейших предложений по увеличению детородного органа, пара писем от очередных хорошо сохранившихся дедушек и уведомление о получении нового сообщения от пользователя «бывалый котяра». Окончательно отчаявшись, я отправляю на адрес Лорана серию истеричных сообщений напечатанных Caps Lock’ом с одинаковым криком души «ПОЗВОНИ МНЕ». На этом мои возможности исчерпываются. Я плетусь на кухню и завариваю себе гигантскую чашку нервного сбора. Слава Богу, мама ушла по каким-то своим школьным делам (она учительница), и мне не приходится объяснять ей свой вздрюченный вид.

Весь день я страдаю. Страдать, между прочим, тоже надо уметь. Я умею. Сижу на диване растрепанная, в халате, хлебаю литрами противнейший на вкус травяной отвар, который действует скорее не как успокоительное, а как мочегонное и отказываюсь от еды. Если становится совсем не в моготу, я позволяю себе съесть что-нибудь, только обязательно невкусное. Недоваренные макароны, холодную кашу, черствый хлеб. Вкусная еда может доставить удовольствие и отвлечь от депрессии, а этого допускать нельзя. Я перечитываю в телефоне трогательные сообщения от Лорана, размазывая рукавом халата слезы по щекам, и представляю себе, что скажу, когда он, наконец, позвонит. Я буду кричать на него так, что у него полопаются барабанные перепонки, а под конец обвинительной тирады всплакну и велю никогда мне больше не звонить. Или же нет, я отвечу спокойным и безразличным тоном и заявлю, что он безответственный тип, и между нами все кончено. Или нет, я не буду кричать, не буду его ни в чем обвинять и угрожать разрывом отношений, я буду кроткой и понимающей. Пусть только он позвонит. Ну, пожалуйста! Но, похоже, ни Лорану, ни Господу Богу не слышны мои мольбы. Во всяком случае, ни один из них не реагирует.

К вечеру возвращается мама, и мне приходится вылезти из халата и привести себя в божеский вид. Она рассказывает, что какой-то бессовестный ученик украл кактус из кабинета директора. Я слушаю в пол-уха, ковыряя вилкой тушеное мясо.

– Что ты там ищешь? Все съедобное! – кипятится мама, заметив мои манипуляции.

– Что-то аппетита нет. Пойду, поделаю перевод.

– Ну, вот на тройку поела! Откуда взяться силам на работу. Посмотри на себя, зеленая вся!

Мама, учитель со стажем, всегда оценивает мою еду по пятибалльной шкале. В детстве меня это мотивировало, и я старалась есть на пятерку. Теперь мне все равно.

Я плетусь в свою комнату. Перевод по понятным причинам не спорится. Звонок телефона кажется таким громким и неожиданным, что я подскакиваю на стуле. «Private number» уведомляет меня телефонная служба. Я хватаю аппарат.

– Лоран, ты где?

Однако, в трубке слышится не знакомый мне голос, а какое-то плохоразличимое хриплое бормотание.

– Алло? Лоран, это ты?

– Это Марина?

– Да, это я. Кто говорит?

– Простите, очень плохая связь.

– Что?

От волнения я выкрикиваю невежливое QUOI вместо полагающегося COMMENT.

– Я говорю, плохая связь, – повышает голос мой неизвестный собеседник, – Я должен сообщить вам неприятную новость.

– Кто вы?

– Я… Лорана, – слышимость ужасная, я различаю одно слово из трех, – Он… в авиакатастрофе… Сидней. Его тело… в Париж… родные… трагедия… ваш номер…

– Алло! Алло! Я вас не слышу!

Я не хочу его слышать. Мне не хочется признать, что по тем обрывкам, которые все-таки уловило мое ухо все и так предельно ясно.

– Я говорю, Лоран погиб. Простите. Примите соболезнования.

– Когда? Где? Я хочу знать все! Кто вы ему? Как вы узнали обо мне?

– Я… телефон… его родные…

– QUOI?

Голос в трубке поглощает шипение и хрип, я уже не могу различить ни единого слова.

– Подождите! – кричу я в отчаянии, – Я хочу знать… Я хочу приехать на похороны.

Он уже не слышит меня. В трубке безразличные гудки. Мой первый порыв – перезвонить и выяснить все как следует. Но перезвонить куда? Номер не высветился. Я жду, что может быть неизвестный сам догадается это сделать. Но нет, незнакомому французу наплевать на незнакомую рижанку. Он выполнил свой долг, сообщил, и хватит, чего еще деньги на заграничные звонки тратить. Я зарываюсь лицом в подушку и рыдаю так громко и отчаянно, как будто кто-то умер. Почему как будто? Так и есть. В комнату врывается обеспокоенная мама.